75 лет назад началась Великая Отечественная война
Каждый студент-историк знает, что с древних времен были известны два вида историографии. Один из них условно называется "От основания города", второй не имеет названия, но начинается с чеканной фразы: "Война, о которой повествует мой труд, была самой страшной и самой важной в истории человечества".
Война, начавшаяся ровно 75 лет назад, 22 июня 1941 года, действительно была самой страшной в истории человечества. Она привела к беспрецедентным в истории жертвам и превратила в руины Восточную и Центральную Европу. Несмотря на то, что Великая Отечественная формально была частью Второй мировой войны, она велась по принципиально другим законам.
В смертельном бою сошлись две тоталитарные системы, стремившиеся к мировой гегемонии – коммунистический СССР и нацистская Германия. При всем различии этих систем их объединяла уверенность, что цель оправдывает средства. Она стала для них не лозунгом, а руководством к действию. Одна система боролась с врагом расовым, вторая – с классовым.
В свое время Герцен назвал Николая Первого "Чингисханом с телеграфом". Однако это описание, скорее, подходит для Сталина – недаром Троцкий называл его "Чингисханом с телефоном". Гитлер же скорее подходит под описание христианами Антихриста. Лучше всех разницу между вождем и фюрером почувствовал их недруг – премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль. "Даже если бы Гитлер вторгся в ад, я бы по меньшей мере замолвил бы за дьявола словечко в палате общин", – сказал он.
Историки продолжают спорить о том, был ли план "Барбаросса" превентивным ударом – это, якобы снимает часть вины с агрессора. При этом упускается из виду несколько принципиальных моментов. Во-первых, в немецких штабных документах нет никаких упоминаний, что СССР готовится к войне. Во-вторых, удар Красной армии все равно привел бы к вступлению Советского Союза в войну на стороне "добра", облегчил бы участь сражавшейся против Гитлера в одиночку Великобритании.
Но самое главное другое. Война, начатая Гитлером 22 июня 1941 года, была призвана решить главную задачу нацистского режима – покончить с мировым еврейством и его главным инструментом – большевизмом. Победа на востоке стала бы торжеством арийской расы, получившей так необходимое ей жизненное пространство. Еще до начала кампании это было доведено до каждого немецкого солдата.
Подразделения Красной армии, оказавшиеся за линией фронта, были заранее объявлены партизанами, на которых не распространяется военное право. В отношении гражданских лиц, заподозренных в сотрудничестве с большевиками, разрешалось применять любые карательные меры – ведь ни одна кара не может искупить вреда, нанесенного большевиками арийцам. Коммунисты подлежали немедленному расстрелу. За все время восточной кампании ни один германский военнослужащий не был отдан под суд за преступления в отношении местного населения.
Именно после вторжения в Советский Союз было начато окончательное решение еврейского вопроса. Сначала массовые убийства евреев поручались Айнзацгруппам СС, действовавшим при помощи местного населения и войск Вермахта, однако затем дело было поставлено на промышленную основу – на территории Польши задымили крематории гигантских фабрик смерти.
Обладающему двухлетним опытом победных боев Вермахту противостояла Красная армия, в несколько раз превосходящая противника по оснащенности вооружениями, но с командным составом, деморализованным репрессиями. Немцы значительно превосходили русских по выучке, управляемости, боевому духу. Целые корпуса РККА разбегались, так и не вступив в бой с противником.
Под Минском, Уманью, Смоленском, Киевом, Вязьмой в плен к гитлеровцам попали миллионы красноармейцев. Но эйфория, вызванная этими успехами, вскоре сменилась недоумением – перемолоты сотни дивизий, войска продвинулись почти на тысячу километров вглубь советской территории , – а победы все нет. Красная армия, истекая кровью, продолжает сражаться, а потери Вермахта уже за первые пять недель кампании оказались больше, чем в Польше и Франции вместе взятых.
Наступление холодов, сопротивление РККА и истощение наступательного порыва заставили немцев остановиться у самых ворот Москвы – после того, как были разбиты и довоенная Красная армия и та, что была отмобилизована ей на смену. Это позволило начать контрнаступление, вошедшее в историю как "разгром немецких войск под Москвой". На самом деле, о разгроме речи не шло – противника выдавливали лобовыми атаками, не считаясь с потерями.
Как в обороне, так и в наступлении Красная армия действовала в соответствии с нормами административно-командной системы, когда не было ничего опаснее невыполнения приказа. Проявления инициативы не поощрялись. Место ГУЛАГа заняли штрафные части, направлявшиеся на самые опасные участки фронта. Однако и в регулярной армии солдаты знали: их ждет или наркомздрав, или наркомзем – или госпиталь, или могила.
После окончания весенней распутицы немцы вновь перехватили инициативу, отбросив Красную армию еще на сотни километров – от Харькова до Сталинграда и Северного Кавказа. У города, названного в честь советского лидера, РККА провела первую по-настоящему успешную наступательную операцию. Но только в 1943 году русским удалось одержать победу летом. Курск был оплачен огромными жертвами.
РККА перешла в наступление, но операции велись до полного истощения наступательного порыва – фактически, пока оставались боеспособные солдаты. После войны гитлеровские генералы, сев за мемуары, дружно обвиняли фюрера в том, что он вмешивался в вопросы оперативного руководства, ничего в них не понимая. Но то же может быть сказано и про Сталина. Например, его мозг не мог принять идеи флангового охвата.
Лишь к концу войны вождь начал доверять своим военачальникам – одновременно зорко за ними присматривая. Красная армия набиралась опыта, воюя все лучше. С ее противником, лишенным человеческих ресурсов Советского Союза, произошло обратное. Немецкие солдаты как бы попали со Второй мировой войны на Первую – теперь уже немецкая пехота, как русская в начале войны, неделями не видела своих танков и самолетов.
К этому времени вождя больше занимали вопросы послевоенного устройства мира. Американские и английские союзники, протянувшие СССР руку помощи в самый трудный для страны период, начали превращаться в соперников, а Европа превратилась в доску, на которой разыгрывались сразу две партии: шахматная – против Гитлера и в го – против Рузвельта и Черчилля.
Трофеями Красной армии стали Берлин и обгоревшие останки фюрера. За честь взять вражескую столицу было заплачено кровью 300.000 убитых и раненых. Но для вождя это не имело значения, ведь героям, сокрушившим нацизм, предстояло стать статистами в грандиозном зрелище парада победы, когда трофейные штандарты кидали – не к мавзолею Ленина, а к ногам стоящего на его трибуне Сталина.
Очень скоро на Европу от Штеттина до Триеста опустится железный занавес, и территории к востоку от него окажутся во власти уже не нацистской, а коммунистической диктатуры. Война на долгие десятилетия станет оправданием низкого уровня жизни и огромных расходов на оборону. Победа, одержанная благодаря героизму и самоотверженности советских граждан на фронте и в тылу, будет приватизирована государством.
Через 70 лет после окончания Великой Отечественной войны по-прежнему не подсчитаны потери Советского Союза. Человеческие потери, по различным данным, составили от 27 до 34 миллионов человек, большинство из которых – гражданское население. Материальные никто и не пытался подсчитать. В лесах подо Ржевом до сих пор белеют кости красноармейцев, так и не зарытых в шар земной. А ведь война заканчивается только тогда, когда похоронен последний солдат.
Материал подготовил Павел Вигдорчик
