Отмена реформистского гиюра "будет катастрофой". Интервью с раввином Биньямином Миничем
В начале декабря в Кнессете вновь была поднята тема о возможном пересмотре Закона о возвращении и самого термина "еврей".
Депутат Ави Маоз ("Ноам") предлагает законопроект, впервые закрепляющий определение еврея исключительно по религиозным уложениям иудаизма (Галахе) – как в реестре населения, так и в других сугубо светских институтах. Если в реестре населения евреями признают и тех, кто прошел реформистский или консервативный гиюр (процедуру перехода в иудаизм), то в сфере брака и развода раввинат действует только по галахическим критериям: еврей это тот, кто родился от матери-еврейки или прошел гиюр по Галахе. Маоз предлагает устранить это несоответствие и выработать единое юридическое значение термина "еврей" – на основании иудейского религиозного закона.
В свою очередь, Симха Ротман ("Ционут Датит"), глава Комиссии по законодательству, внес законопроект о поправках в Закон о возвращении: он предлагает, чтобы автоматическое право репатриироваться в Израиль получали только галахические евреи, а реформистские и консервативные гиюры не давали бы больше автоматического права на алию. При этом, по замыслу Ротмана, остальные члены еврейских семей (супруги, внуки, евреи по отцу и т.п.) смогли бы претендовать максимум на обычный путь получения гражданства, без статуса "олим" и связанных с ним льгот.
Корреспондентка Newsru.co.il Мария Волох обсудила эти законодательные инициативы с председателем Совета реформистских раввинов Израиля и главой реформистской общины "Даниэль" в Яффо Биньямином Миничем. В ходе интервью были подняты и другие темы.
Как возникло право на репатриацию для внуков евреев?
Изначально в Законе о возвращении было записано, что репатриироваться могут евреи и члены их семей: супруги и дети. Соответственно, если у еврея есть ребенок от не еврейской жены, он имеет право на репатриацию. При этом изначально в законе не было определения еврея. Насколько я помню, до 1959 года в Израиль репатриировались по личной декларации. Человек приходил, говорил, что он еврей – и этого было достаточно.
Поэтому создалась параллельная система раввината по подтверждению еврейства. Есть точные свидетельства, что польских жен привозили и записывали, как евреек. Про бывшего премьер-министра и президента Шимона Переса распространяли слухи, что у него мать не еврейка, поэтому он такой "левак". Про бывшего премьер-министра Ариэля Шарона говорили, что у него мать арабка. Конспирологи не сейчас появились.
Но для религиозных было важно, чтобы в законе было записано определение по матери. И в итоге в 1970 году они провели компромиссную поправку. С одной стороны, вставили традиционное определение, что еврей – это тот, кто родился от еврейской матери или прошел гиюр, а с другой стороны записали, что внуки евреев тоже могут репатриироваться. Поэтому сейчас мне смешно, когда предлагают отменить поправку о внуках. Давайте отменим компромисс, вернем определение еврея по личной декларации.
Почему ортодоксы не хотят, чтобы в Израиль приезжали внуки евреев?
Не стоит обобщать, это не связано с ортодоксальностью. Те, кто не хотят, чтобы сюда ехали дети и внуки евреев, делают это не потому, что они харедим, а потому, что – радикальные националисты.
На иврите "харада" значит фобия. Они говорят, что это потому, что они богобоязненные. А я говорю: потому, что они всего боятся. Самая большая фобия ортодоксального еврея – это что его внуки будут не евреями. И должен сказать, что я этот страх понимаю. Но я не могу на это повлиять. Я выбрал жениться на еврейской женщине, на собственный выбор я могу повлиять. Но повлиять на то, на ком женятся мои дети, я не могу. С дочерью повезло – от нее внуки уже точно будут евреями, но у меня еще два сына. С одной стороны, мне бы хотелось, чтобы они женились на еврейках. Но с другой стороны, я понимаю, что мы живем в современном мире. И если я хочу, чтобы мои внуки 100% были евреями, я должен стать ультраортодоксом, переехать в гетто и с высокой вероятностью обречь своих детей на бедность.
Если я правильно понимаю, иудеи вообще не хотят, чтобы люди принимали их религию. Зачем тогда нужен гиюр?
Об этом ведется много споров. В Талмуде написано, что того, кто приходит принимать иудаизм, нужно отговаривать. Отговаривать и отказывать – это не одно и тоже. Прописана процедура: человеку два раза отказывают, на третий принимают. Мы проверяем серьезность кандидата.
На протяжении веков не особо модно было принимать иудаизм. Кто захочет принимать религию, из-за которой тебя могут убить? Потом, когда появился Израиль, люди из бедных стран захотели здесь жить. Поэтому стали говорить о необходимости ограничивать право на репатриацию.
Например, в Мексике вообще нет гиюра. В местной культуре у многих состоятельных евреев есть официальная еврейская жена и мексиканская любовница. Ортодоксальные раввины запретили проводить там гиюр, опасаясь, что мужчины начнут бросать жен и делать гиюр любовницам.
При этом мы знаем, что в Москве можно пройти гиюр за деньги. Если ты жена олигарха, например.
Что вы думаете по поводу предложения Симхи Ротмана?
Я плюралист. Я считаю, что каждый может делать все, что ему нравится. Но Симха Ротман – совершенно за гранью: заносчивый, горделивый, насильно продвигающий свои радикальные идеи, противник диалога. Я о нем впервые услышал, когда он написал книгу "Партия Верховного суда", где он описывает судебную власть как политическую силу.
И вот он попадает в Кнессет, направо и налево выгоняет депутатов с заседаний своей комиссии. Считает, что религиозный сионизм – это самая высшая форма эволюции иудаизма. Дорогой, мы видим все, что происходит под знаменем религиозного сионизма. С одной стороны, это Бар-Иланский университет, наука, профессор-нобелевский лауреат. А с другой стороны, те – кто машины жгут.
Рав Авраам Ицхак Кук, отец основатель религиозного сионизма, говорил, что в каждой идее есть доля истины. Это квинтэссенция плюрализма. Даже если я считаю, что прав, то прав максимум на 99%. Всегда есть вероятность, что 1% истины есть даже в самых людоедских идеях. И если начинаешь в это закапываться, то крыша едет.
Самое ужасное, что может быть – это когда человек считает, что он на 100% прав. Всегда все нужно подвергать сомнению.
В чем основное отличие реформистского гиюра от ортодоксального?
Реформистский гиюр не требует от человека соблюдать все в конце процесса. Ортодоксальный ожидает, что за один год человек поменяет всю свою жизнь. Реформистский гиюр ожидает от человека вектора. Ты решаешь, что хочешь быть частью еврейского народа (а гиюр – это не только и не столько религиозный процесс, сколько "натурализация" внутрь народа Израиля). И учеба, и рост продолжаются потом всю жизнь. Для любого еврея – и по рождению, и по выбору.
Может ли реформистский гиюр стать мостиком между потомками евреев, потерявшими связь с традициями, и традициями?
Изначально, раввины, желавшие реформировать иудаизм в XIX веке, хотели сохранить как можно больше евреев "внутри" иудаизма. На мой взгляд, для светских израильтян реформистский иудаизм – это возможность не отказываться от своих либеральных убеждений, но и не разрывать связь с традицией. В Израиле крайне мало совсем ничего не соблюдающих евреев – почти у каждого есть что-то, к чему лежит душа. Это очень похоже на американских реформистов.
Правильно ли будет сказать, что частично соблюдающие евреи – в каком-то смысле реформисты?
Этот спор не новый – еще в 1910-х мыслители сионизма Бреннер, Бердичевский и Гинзбург (Ахад а-Ам) дискутировали в переписке с раввином Давидом Неймарком – профессором еврейской философии в Цинциннати. Неймарк тоже говорил, что частично соблюдающие – совсем как реформисты. Они его ругали. Но он стоял на своём.
Это правда, что в религиозной среде к реформизму относятся с некоторым пренебрежением? С чем это связано?
Ходит столько легенд, что реформистский иудаизм антисионистский, но все религиозные течения до определенного момента были антисионистскими. Раввины, которые подписывали письмо, запрещающее Герцлю проводить первый сионистский Конгресс в Мюнхене, были из всех течений: и либеральных, и ортодоксальных. Когда раввин Яаков Райнес основал движение Мизрахи в 1902 году, это не означает, что сразу резко все ортодоксы стали сионистами. Но в первую очередь, конечно же, мы предлагаем достойную альтернативу. А харедим проще уничтожить конкуренцию, чем вступить в нее.
Как вы относитесь к запрету на репатриацию для евреев, принявших другую религию?
В Законе о возвращении есть формулировка "и не принял другой религии". Это большая идеологическая проблема. То есть, если еврей крестился, он не может репатриироваться. Но суд истолковал этот закон в пользу практикуемого христианства (именно религиозной практики, а не только инициации).
Я из города Керчь в Крыму, и в там межрелигиозный синкретизм просто сумасшедший. В конце XIX века у евреев-крымчаков на протяжении 33 лет был раввин, к которому ходили все: христиане, мусульмане, крымские татары. Мол, святой человек, пойдем на поклон, руку поцелуем. К святителю Луке Крымскому, когда он был архиепископом, тоже все ходили. В Топловский монастырь все ходили окунуться в целебный источник. В Крыму мы росли в смешении культур: сегодня яйцами стукнемся, завтра мацу вам принесем попробовать, все нормально. Но при этом, каждый прекрасно знал, к какой религиозной традиции принадлежит его семья и предки.
Как вы стали раввином?
Когда в Керчи образовалась еврейская община, она очень быстро стала реформистской. Как я сейчас это вижу, такое решение приняли по утилитарным причинам: не хотелось менять свой образ жизни, хотелось продолжать есть сало и пить водку в Песах.
Помню, как в Песах председатель общины спрашивал, почему на столах нет водки. Мне тогда было 14 лет. Я говорю: "Водка на Песах – это не кошерно! Она же из пшеницы!". А он отвечает: "Ты еще поймешь. Если водки не будет, никто не придет". Но это старое поколение, а нас, детей, уже воспитывали в духе ценностей плюрализма и равноправия. И, конечно же, сионизма.
Я всегда понимал, что рано или поздно обнаружу себя в Израиле. Я приехал сюда в 15 лет по программе НААЛЕ без родителей. Родители приехали потом. Я учился в ортодоксальной школе для мальчиков, это было интересно, я многому там научился, получил полный аттестат зрелости. Потом призвался в армию и у меня был светский период. Хотя иногда меня приглашали в синагогу читать Тору. Когда я закончил армию, пошел учиться в Хайфский университет и присоединился к русскоязычной реформистской общине в Хайфе.
Сразу после армии мне было понятно, что я хочу работать с людьми. Выбирал между социальной работой, психологией и преподавательской деятельностью. Пошел учиться на психолога, но срезался на продвинутой статистике. И к тому моменту у меня уже оформилось желание стать раввином.
Чтобы начать учиться в реформистской школе раввинов в Иерусалиме, нужна первая степень в изучении иудаизма, и я перешел с психологии на еврейскую философию. В процессе встретил свою жену, которая переехала по "Таглиту" – тоже из Крыма.
Мы переехали в Иерусалим, параллельно со школой раввинов я учил еврейское образование на магистратуре. А сейчас пишу докторат – снова по еврейской философии.
Шесть лет назад я получил раввинское посвящение и начал работать здесь, в Яффо. А с лета я еще и председатель Совета реформистских раввинов Израиля. Естественно, это все сложно. Я работаю здесь на частичную ставку, преподаю в школе 10 часов в неделю.
Почему вы не захотели работать в русскоязычной общине?
Два года я работал в Хайфе в той русскоязычной общине, с которой начал. В Израиле есть три русскоязычные реформистские общины. Но это не моя модель. Я предпочитаю мультиязычную общину. У нас в Яффо после молитвы и кидуша говорят на пяти-шести языках между собой. Это настоящий срез израильского общества – сабр и репатриантов.
Вы начали учить иврит уже после репатриации?
Чему-то нас обучали еще в Крыму, но в основном здесь, в 10 классе. У нас был такой стресс-курс и в 11 классе мы уже сдавали экзамены частично на иврите. Ну и потом, когда учишь гуманитарные специальности, язык сам собой появляется.
Люди говорят мне, что у меня хороший иврит и нет акцента, но на английском я читаю быстрее. И телефон с компьютером у меня на английском. Вообще люблю языки. В Яффо нахватался уже базового арабского. Сейчас беру уроки японского.
Как выглядит ваш обычный день, в чем заключается работа?
Одним словом – многостаночник. Встаю утром в полшестого, мы со старшим сыном идем ходить 3-4 километра, отвожу дочь в садик и потом все зависит ото дня. Среда, например, у меня выделена для Совета раввинов, это волонтерская должность. Обычно еще в среду я пишу диссертацию пару часов.
В воскресенье, понедельник и вторник учусь с либеральными ортодоксами в Иерусалиме, уже третий (и последний) год. Я там восполняю пробелы в своем образовании. У реформистов очень мало учат Галаху – религиозное законодательство, а для меня это важно.
Уроки, церемонии бар-мицвы и бат-мицвы, свадьбы, встречи с людьми.
К вам приходят люди, как к психологу?
Приходят поговорить по душам. Но если я понимаю, что это к психологу, я отправляю к психологу. Как это различать, нас учил клинический психолог четыре семестра на курсе духовного сопровождения.
У харедим тоже так?
Нет. Там все плохо. Раввины обладают авторитетом и в тех областях, в которых они ничего не понимают, и пытаются заменить и психологов, и врачей. Это совершенно неприемлемо и продолжает поддерживать инфантильное общество, неспособное ни к экономическому развитию, ни к существованию без государственной поддержки.
На чем основан отказ ультраортодоксов служить в армии? Это нежелание убивать или что-то другое?
Не знаю, должен ли я говорить от имени ультраортодоксов (важно не путать с ортодоксами – религиозными сионистами – они, как раз, служат). Но это определенно не нежелание убивать. Просто комфортнее не призываться. Так зачем это делать? Конечно же, харедим не лгут, когда говорят, что боятся, что их дети оставят религиозный образ жизни во время армейской службы. Страх оправданный, но добиваться успокоения своих страхов ценой удара по всему обществу – это не дело.
Почему реформисты не отказываются служить в армии?
Потому что мы часть еврейского израильского общества. Это наша общая страна, и это наша общая судьба.
Есть какая-то вражда между раввинами из разных течений?
Я стараюсь ни с кем не враждовать. Мне все эти разборки в фейсбуке не очень интересны. У меня есть приятели, ортодоксальные раввины. В конце концов, мы коллеги: наша работа очень похожа. Но есть и те, кому очень жмет и кому при любом случае нужно делегитимизировать наши общины и раввинов.
Мы здесь в Яффо открываем русскоязычный класс реформистского гиюра, потому что русскоязычный класс в северном Тель-Авиве уже переполнен, в нем 50-60 человек. Поэтому, когда делаешь свое дело честно, достойно, придерживаясь своих принципов, то и результат приходит. Я часто говорю, что наш успех не только от того, что мы такие классные, а от того, что Главный Раввинат – такой провальный.
Недавно реформистское движение делало исследование, которое показало, что среди русскоязычного населения Израиля примерно 20% говорят, что им близок реформистский иудаизм и 20% говорят, что им близок религиозный сионизм. Не удивительно. Эти два течения больше всего вкладывались, чтобы общаться с людьми на русском языке.
Какие заповеди вы не соблюдаете?
Как и все, мы не соблюдаем заповеди о жертвоприношениях (смеется). Мы соблюдаем все заповеди, дело не в этом.
Есть принцип автономии личности, которого в ортодоксальном иудаизме нет идеологически, но в реальности он есть. Каждый человек сам решает, что ему соблюдать, а что не соблюдать. Просто в реформистском иудаизме эта идея инкорпорирована в религиозность, а в ортодоксальном она остается за гранью религиозности.
Здесь в Яффо есть синагога, которую три поколения назад основали алжирские евреи. Их внуки живут в Ришон ле-Ционе, они каждую пятницу приезжают сюда на машине, молятся, закрывают синагогу и уезжают. Они считаются ортодоксами.
И ко мне на машине приезжают. Но у меня не нужно парковаться за углом, мне это не важно. Пришел в синагогу – замечательно.
Реформисты признают, что у арабов тоже есть связь с этой землей?
Я не во всем согласен со своими коллегами. Среди реформистских раввинов есть немало идеалистов в розовых очках, которые считают, что наша самая большая проблема – это оккупация Западного берега.
Раввин Хаим Хизкияху Медини, который был в Крыму с 1866 по 1889 год, в конце жизни уехал обратно и был похоронен на старом еврейском кладбище в Хевроне. Мой прапрадед учился у этого раввина. Посмейте мне сказать, что у меня нет связи с Хевроном. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что у некоторых арабов в Газе есть связь с Яффо, потому что они отсюда бежали в 1948 году. Ну, не противоречит одно другому.
На Девятое ава я поднялся на Храмовую гору с сыном. Он был в шоке от ортодоксов, которые туда поднимаются, потому что в день траура они там пели и кричали, что мечеть надо взорвать и всех арабов выгнать. Мой сын вышел и говорит: "Это же святое место…"
Какие еще есть отличия реформистского иудаизма?
Для нас очень важен принцип равенства, именно поэтому у нас есть женщины-раввины, и мы проводим еврейские свадьбы однополым парам.
Где проходит граница между традицией и свободой?
Во-первых, свобода – это часть религиозной традиции, с нашей точки зрения. У нас главный праздник – Песах – праздник свободы.
Во-вторых, действительно, одна из главных проблем реформистского иудаизма – это проведение границы. В Германии в XIX веке реформисты перенесли шаббат с субботы на воскресенье, потому что это был общий выходной. Да, было.
Но я считаю, что проведение границы действительно становится проблемой только тогда, когда теряется способность все откатить назад. А реформистский иудаизм все же умел признавать ошибки с течением времени.
Каковы ваши прогнозы относительно отмены реформистского гиюра?
Я оптимистично надеюсь, что этого не произойдет. Но если произойдет – это будет катастрофой. Реформистское течение – самое большое среди евреев Северной Америки. В Британии сейчас объединились два прогрессивных течения – реформистское и либеральное. Теперь они называются прогрессивным течением. И по количеству синагог в стране они на первом месте перед ортодоксами. Государство Израиль справедливо считает себя государством еврейского народа, но такой закон станет плевком в лицо еврейским общинам всего мира. Безумие.
